Зато за рододендронами ребят ждали настоящие джунгли. Деревья сгрудились так тесно, что у них отломались и оборвались не только веточки и листья, но и огромные сучья, и все это лежало в одной куче вместе с искореженными розами, измятым ломоносом и раздавленным виноградом. Наконец ребята продрались сквозь чащу и остолбенели: в глаза им ударил яркий свет. Они зажмурились и заморгали, а когда протерли глаза, оказалось, что сады, деревня и даже холмы совершенно оголились. Деревья оставались лишь на старой, полуразрушенной стене сада Крестоманси.

– Да, видать, это было сильное заклинание, – задумчиво произнес Роджер.

– Настоящая пустыня! – воскликнула Джулия. – Я и не знала, что так привыкла к деревьям!

Но когда ребята снова приступили к занятиям, стало ясно: деревья возвращаются на свои места. Это было видно из окон классной комнаты. Чуть позже лес настолько поредел и отступил от замка, что мистер Сондерс даже смог выключить свет. Вскоре Мур и Роджер заметили раздавленные и свисающие из дупла каштана останки древесного домика.

– Куда это вы теперь смотрите? – спросил учитель.

– Наш древесный домик разрушен, – вздохнул Роджер, угрюмо косясь на Гвендолен.

– Возможно, Гвендолен окажет вам любезность и отремонтирует его, – саркастически пред положил мистер Сондерс.

Попытка устыдить юную ведьму не увенчалась успехом.

– Древесные домики – глупая детская затея, – вскинув голову, отчеканила Гвендолен ледяным тоном.

Ее бесило стремительное отступление деревьев. К ужину почти все они вернулись на свои места. Только деревья с холма казались ближе, чем стояли накануне. Во всяком случае, вид по-прежнему был подпорчен.

– Я надеялась, что заклятие будет в силе до завтрашнего дня, – мрачно поделилась Гвендолен с братом, – но, видно, придется устроить еще что-нибудь.

– Кто же вернул деревья? Садовые волшебники, то есть волшебные садовники? – ломал голову Мур.

– Не говори ерунды, – оборвала его сестра. – По-моему, очевидно, кто это сделал.

– Ты имеешь в виду мистера Сондерса? А может, твоего заклинания хватило только на то, чтобы притащить все деревья к замку, но не на то, чтобы их здесь удержать?

– Что ты в этом понимаешь… – с досадой протянула Гвендолен.

Хотя Мур и осознавал, что очень мало смыслит в колдовстве, события развивались как-то странно. Выйдя из замка на следующий день, он не обнаружил вокруг ни обломанных веток, ни растоптанных листьев, ни раздавленных виноградных гроздьев. Тисы во французском парке выглядели так, будто накануне никто не прорубал себе через них дорогу. На земле возле кухни не было и следа от яблок, зато во дворе стояли ящики, полные твердых и круглых плодов. В саду же яблоки либо все еще дозревали, либо их собирали слуги и тоже складывали в ящики.

Внезапно Муру пришлось поспешно спрятаться за яблоней, поскольку прямо на него мчалась джерсейская корова, а за ней гнались двое садовников и мальчишка-пастух. Другие коровы носились по лесу, куда Мур отправился, чтобы взглянуть на древесный домик, – увы, тот по-прежнему был сломан. Коровы добросовестно топтали клумбы, но никто не обращал на них внимания.

– Это твоя очередная проделка? – спросил Мур сестру.

– Да так, пустячок. Надо же показать им, что я не сдаюсь, – небрежно ответила Гвендолен. – А вот завтра я наконец достану драконью кровь и устрою такое, что они навсегда запомнят!

Глава восьмая

В среду утром Гвендолен отправилась в деревню за драконьей кровью. Настроение у нее было прекрасное. К вечеру в замке ожидали гостей и готовили торжественный ужин. Мур догадался, что об этом помалкивали, чтобы помешать Гвендолен по-своему встретить гостей. Однако в среду утром пришлось оповестить и ее, поскольку у детей была своя программа в тот вечер. Предполагалось, что ребята поужинают в игровой комнате и не будут вертеться под ногами у взрослых.

– О, я не буду вертеться под ногами, – со скрытым торжеством пообещала Гвендолен. – Но это мало что изменит.

Всю дорогу она презрительно фыркала. Когда они с Муром добрались до деревни, он пожалел о том, что пошел с Гвендолен. Местные жители шарахались от нее. Матери прятали младенцев и загоняли домой детей постарше. Впрочем, Гвендолен это нимало не смущало: ее интересовал только мистер Баслам, а вернее, драконья кровь.

Лавочник Муру совсем не нравился, как не нравился ему и затхлый запашок, исходивший от ящиков с чучелами, поэтому Мур не пошел с сестрой, а решил заглянуть в почтово-кондитерскую лавку, чтобы отправить миссис Шарп открытку. К Муру отнеслись довольно прохладно, хотя он истратил на конфеты почти два шиллинга, а в соседней булочной ему оказали по-настоящему ледяной прием. Когда же он наконец вышел со своими свертками на улицу, мамаши снова бросились прятать детей.

Муру стало так стыдно, что он помчался обратно в замок, не дожидаясь Гвендолен. Он понуро бродил по саду, поедая ириски и булочки и мечтая о том, как хорошо было бы вновь вернуться к миссис Шарп. Время от времени то здесь, то там мелькала Гвендолен. Порой она куда-то бежала, порой возилась под деревом, старательно что-то готовя. Муру не хотелось приближаться к ней. Если бы они снова вернулись к миссис Шарп, думал он, Гвендолен было бы незачем так изощряться. Жаль, что его сестра такая сильная и целеустремленная ведьма. Мур попытался представить Гвендолен без ее волшебных штучек, но у него ничего не вышло. Тогда она просто не была бы Гвендолен.

Между тем в замке что-то изменилось. В тишине непрерывно слышались какие-то негромкие звуки, – видимо, вечеру придавалось большое значение и готовились к нему вовсю.

Заморив червячка, Мур забежал в комнату Гвендолен и прильнул к окну, чтобы поглазеть, как гости проходят по аллее. Они приезжали в экипажах и на больших дорогих машинах. В один великолепный экипаж были впряжены шесть белых лошадей. Уж не король ли к ним пожаловал?

– Тем лучше, – пробормотала Гвендолен. Она восседала на ковре посреди комнаты, расстелив перед собой лист бумаги. На одном конце листа стоял котел с каким-то зельем, а на другом шевелилась, подергивалась или просто валялась всякая отвратительная всячина: две лягушки, дождевой червяк, несколько уховерток, черный жук, паук и маленькая кучка костей. Живые твари были околдованы, а потому не расползались по ковру.

Как только Мур подтвердил, что приток гостей прекратился, Гвендолен принялась помешивать в котле. Покачиваясь из стороны в сторону и тряся распущенными волосами, она бормотала непонятные слова, сливавшиеся в гулкое завывание. Мур смотрел на извивающихся, подпрыгивающих тварей, надеясь, что сестра не собирается бросать в котел и их. Тут Гвендолен откинулась назад и воскликнула: «Сейчас!»

Она щелкнула пальцами над котлом. Месиво загорелось само собой и запылало голубыми огоньками.

– Получилось! – возбужденно крикнула Гвендолен. Она выхватила откуда-то из-за спины небольшой пакетик и развернула его. – А теперь добавим драконьей крови!

Взяв щепотку темно-коричневого порошка, она высыпала его в котел. Послышалось шипение, и в воздухе пахнуло горелым. Затем языки пламени взвились вверх примерно на фут, отливая зеленью и пурпуром и озаряя всю комнату пляшущим огнем.

Зеленые и пурпурные отблески падали на лицо Гвендолен. Она раскачивалась и протяжно выла, выпевая целые гирлянды непонятных слов. Затем, не прекращая завывать, она наклонилась к листу бумаги на ковре и дотронулась до паука. Тот немедленно начал расти. Он рос, и рос, и рос, и рос, пока не превратился в пятифутовое чудовище – жирную лепешку с парой крошечных глазок, висящую, как гамак, на восьми мохнатых лапах, густо покрытых волосами. Гвендолен ткнула указательным пальцем в сторону двери, и та распахнулась сама собой, к полному восторгу девочки. Гигантский паук беззвучно заковылял к выходу, покачиваясь на согнутых мохнатых ногах. Он поджал их под себя, чтобы протиснуться в дверь, а затем пополз по коридору.